Общество философских исследований и разработок

Отчеты о пленарных заседаниях ОФИР

29 января 2008 года, "Критерий "развитости" для экономики".
29 января 2008 года А. Шухов представил ОФИР'у свое видение комплексной формулы критерия "развитости" для экономики. Изначально он разделил свойственную некоему национальному обществу (государству) сферу экономических отношений в целом на 3 важнейшие "платформы" - производство, инфраструктуру и кредитный сервис. Относительно каждой из них он выделил группу признаков, при помощи которых, различными способами, может быть оценена эффективность экономической деятельности. Для "производства" к числу таких признаков относятся (1) номенклатура производимой продукции, (2) массовость производства, (3) эффективность производственных операций, (4) практика регулярного образования ценовых котировок и инновирования и (5) множественность каналов структурной инновации. Для "инфраструктуры" он назвал признаки (1) эффективного уровня развития сетевых инфраструктур, (2) диверсификацию системы платежных средств, (3) конъюнктурно зависимую государственную политику и (4) наличие производственно активного населения. "Кредитный сервис" допускает его оценку по признакам (1) открытости кредита, (2) адресности финансового менеджмента и (3) деаффилирования кредитных и производственных институтов. Подобные представления не зависят от специфики исследуемого исторического периода и могут быть применены практически к любому обществу. Они позволяют оценивать насколько отдельное конкретное общество способно исчерпать открывающиеся для него возможности экономического развития. Заданные докладчику вопросы касались социального значения степени развития экономики, разотождествления между "богатой" и "эффективной" экономикой, возможности построения на основе этих или каких-либо иных критериев рейтинговой системы и правомерности подобной нормализации на шкалах пространства и времени. Докладчик пояснил, что не обязательно экономическое богатство некоей национальной экономики равнозначно ее эффективности, что он не планировал трансформацию его модели в основу некоторой рейтинговой оценки, и что он не видит препятствий нормализации по подобной схеме как во времени, так и в пространстве.
        Выступления открыла краткая реплика Я. Гринберга о невозможности введения "решающего правила" для построения на основе подобного рода классификаций объективной рейтинговой системы. К. Фрумкин в своем выступлении отметил, что принцип "развитости" равнозначен выделению некоей "единой идеи развития экономики", соответствующей некоему "линейному алгоритму" ее развития. Критерии "развития" часто зависят от субъективно заданного отбора параметров, и некий их неслучайный набор позволяет объединять их при помощи норматива ВВП. Н. Петров отметил, что докладчик предложил пользоваться только "ситуационным" набором признаков, когда существует возможность применения "развитийных" или динамических критериев - оценки состояний экономических "разогрева" или "стагнации". Само по себе развитие мировой экономики построено по модели "лидерства", и часто источником такого развития оказывается "напряжение" в системе мирового хозяйства в целом. В настоящее время европейская цивилизация практически утрачивает лидирующую позицию в экономическом росте, и, скорее всего, далее принцип "лидерства" будет заменен на "полицентризм". К. Фрумкин вступил с Н. Петровым в полемику по проблеме источников экономического развития, приведя доводы в пользу тезиса, что не всегда таковыми оказывается экономическое ограбление. В частности, хозяйственный прогресс Германии до I-й мировой войны основывался на чисто товарной экспансии, а обладавшая в свое время обширными колониями Испания так и не смогла использовать эти ресурсы для поднятия собственного экономического потенциала. Современная экономическая глобализация меняет и цели развития государств, переходящдих от задачи комплексного экономического развития на получение более выгодной функции в мировом разделении труда. Н. Петров в завершение обратил внимание на парадоксальность картины экономической эффективности, напоминающей картину биологических отличий: как несущественное в биологическом отношении различие между человеком и приматами определяет важные экзистенциальные отличия, так и несущественные различия в экономической эффективности дают существенный эффект в смысле общественного богатства.

Вышла в свет книга сопредседателя ОФИР К. Фрумкина "Пассионарность: Приключения одной идеи".
Книга посвящена теории пассионарности - важнейшей части наследия Л.Н.Гумилева, оказавшей большое воздействие на российскую культуру и социально-философскую мысль последних десятилетий. В книге дается обзор предшествовавших теории Гумилева западных и российских философских, психологических и социологических учений, бывших источниками пассионарной теории либо содержащих сходные идеи. Впервые представлен подробный рассказ о всех важнейших попытках обосновать, развить либо реформировать теорию пассионарности, сделанных в последние 30 лет. Анализируются важнейшие теоретические проблемы пассионарной теории, дается обзор того, как она влияла на российскую культуру в последнее время.
               Оглавление
        Введение
        I. Пассионарная теория этногенеза и причины ее популярности
        II. Истоки и параллели пассионарной теории в социальной философии
        III. Истоки и параллели пассионарной теории в психологии и социологии
        IV. Пассионарная теория в контексте русской культуры
        V. Теоретические проблемы пассионарной теории
        VI. Попытки естественно-научного обоснования пассионарной теории
        VII. Пассионарная теория и российские историки
        VIII. Политическое измерение пассионарной теории
        IX. Образ пассионария и мифологема революционера
        X. "Пассионарность" как интегральное социологическое понятие
        Приложение
        Источник: сайт URSS.

22 января 2008 года, "Источники поведения".
22 января 2008 года ОФИР провел общую дискуссию о предмете "источников поведения". Дискуссия началась с установочного сообщения К. Фрумкина о структуре форматов, при помощи которых на уровне обыденного сознания идентифицируется воздействие общественной институции, в частности, государства. Здесь имеет место 5 каналов: (1) символической презентации (выделения символических начал, например фигуры главы государства или государственной атрибутики), (2) информации об активности института государства (законодательная деятельность), (3) события в личной жизни, причина которых состоит в активности государства (повышение цен, регистрация прав), (4) то же самое, что и (3), но в жизни других, (5) сообщение обобщенных фактов (статистика). При этом часто каналы (1) и (2) блокируют (3), настаивая на нехарактерности личного опыта, а связка каналов (2) и (5) воспринимается как основная тенденция общественного развития. В развитие этого представления Я. Гринберг сформулировал идею о необходимости для личности занятия определенной позиции внутри общества, в том числе и позиции "изоляции от общества"; если человек пытается изобразить свои общественные связи "ничтожными", то такую позу можно воспринимать как браваду. П. Полонский развернул альтернативную схему, предложив понимать поведение синтезом влияющих факторов "природа", "общество", "тело", "душа". При этом "природа" формирует комплекс технических возможностей поведения, включая, например, физические усилия самого человека, "общество" - комплекс правовых возможностей, "тело" - медико-биологических, "душа" - нравственных. Далее он предложил обратиться к анализу номиналистически выделенной жизненной коллизиции, когда происходит конфликт разных источников формирования поведения, известный нам по примеру из фильма: "а если бы ты вез патроны?". И. Федотова предложила рассмотреть проблему совершенства этического регулирования на фоне этологического и сформулировать принцип развития всякой общественной системы именно на этическом фундаменте. Н. Петров обозначил структуру общественной институции у развитых животных как "воровскую демократию", согласившись с тезисом, что "нравственность" следует понимать именно порождением общественного уклада жизни, а "душу" - инструментом осознанной индивидуальности, пониманием фактом собственного существования. "Совесть" же, по его мнению, основывается на возможности выделения "брата по разуму". В. Князев сделал замечание о важности понимания выделения в поведении как внешних проявлений, так и управляющих решений.
        А. Шухов высказал мнение о порождении общественными отношениями определенных системных зависимостей, например, аудиторной. Часто политическая демагогия намеренно адресуется нетребовательной аудитории, идеологическая обработка строится по известной найденной А. Молем схеме "искажения мозаичной картины мира", а создание кумира сопровождает "комплекс небожительства", вынуждающий к исключению персонификации с фигурой обожания некоторых нелицеприятных черт. Как подытожил его мысль К. Фрумкин, поведение в обществе строится исходя из прогнозной оценки возможной реакции. Развивая свою мысль он предложил понимать социальное развитие созданием все новых источников поведения, что обесценивает уже существующие рецепты поведенческих "технологий". Я. Гринберг подчеркнул, что одним из источников поведения можно понимать и психологический тип личности, а некоторые идеологические стереотипы создают для общественного развития недостижимые псевдоцели. Н. Петров попытался в связи с этим выделить некую "цель общества"; например, чем нестандартнее цель индивидуального поведения, тем общество более враждебно относится к подобному человеку, тем не менее, обществу свойственны некие "требования", лейтмотивом которых можно понимать его саморазвитие. В то же время он признал, что "цель" общества оказывается не более чем антропоморфной рационализацией подобной объективной сущности. К. Фрумкин допустил, что, все же, обществу можно приписать некую "квазицелеустремленность". Оценивая идею Н. Петрова, он подчеркнул, что в ней прослеживается попытка выделения некоего "главного ценностного центра", позволяющего в его интересах пренебрегать другими ценностными установками. Если таким центром оказывается "общество", то тогда "человек" здесь - второстепенен. В реальном социальном развитии характерно непостоянство подобного рода ценностной доминанты.


15 января 2008 года, "Право и свобода воли".
15 января 2008 года ОФИР заслушал доклад П. Полонского по теме "Право и свобода воли". Основные положения доклада сводились к анализу конфликта, проявившегося в европейской мысли эпохи Просвещения (XVII-XVIII вв.) между гуманистической установкой на признание человека высшей ценностью, установление его естественных прав и свобод, - с одной стороны, и вызванным бурным развитием естественных наук распространением принципа причинности в качестве универсального - с другой стороны. Концепции естественного права, получившие развитие в то время (ярким примером этому является работа Г. Гроция "О праве войны и мира"), требовали в качестве субъекта права - человека свободного и ответственного за свои деяния. Принцип всеобщего детеминизма (наиболее ярким выразителем этих взглядов был Лаплас) предполагал подчинение всего сущего законам природы, и человек, с этой точки зрения, как часть Природы, не был исключением, что уничтожало всякую возможность мыслить его свободным. Эту проблему в полной мере осознавал Кант. Вопросу о том, "как возможна свободная причинность?" посвящен ряд его работ, в частности, "Критика практического разума", а также анализ третьей антиномии в "Критике чистого разума". Т.Адорно в работе "Проблемы философии морали" разобрал и прокомментировал аргументацию Канта. Кант видел возможность только разумного способа использования свободы, фактически отождествляя свобную волю и разум. Следует отметить крайний ригоризм нравственного закона у Канта - отрицание какой бы то ни было связи нравственности с личной выгодой. Отвечая на вопрос В. Золина докладчик признал условность видения свободы отдельным человеком, когда для одних более свободной средой является природа, а для других - общество. Отвечая А. Шухову, докладчик признал относительность связи права с корпусом правовых актов, когда правоприменение делает некоторые из них нефункциональными.
        Дискуссию по докладу открыло выступление Я. Гринберга, усомнившегося в наличии очевидной связи между правом и философией. Если ставить проблему "включенности человека в природу", то следует говорить о неслитном присутствии человека в природе, ища возможности построения "деликатной модели" взаимодействия между тем и другим. Тем более анализ причинности пересекается с субъективными возможностями выделения причинности, что часто искажает воссоздаваемую картину. Даже физику как таковую невозможно понимать "стандартом детерминизма", поскольку элементами физических моделей являются конструкции "хаоса". Реальный же опыт коммунистических систем показал невозможность преодоления реализованной волевыми средствами эмоциональности посредством разума. К человеческому поведению, как таковому, применимы некие рациональные методы моделирования, но только на соответствующем уровне агломерации (психические реакции). А. Шухов обратил внимание на непонимание ситуации одного исторического перехода, когда рабство оказалось более моральным решением по сравнению с изуверским отношением дикаря к пленнику. Свобода же - это не только свобода рационального, но и иррационального поступка, свобода - это только некий спектр возможностей, в пределах которых выстраивается телеология, но само порождение намерений - это предмет особого анализа. Также он подчеркнул и то, что объекты физического мира несвободны от вовлечения в процессы социального движения материи, и потому неверен приведенный в докладе пример антиэнтропийного поступка человека, взятый у Т. Адорно. В. Князев в своей реплике подчеркнул, что идеи справедливости и права, как и реализующие их формальные кодексы, не свободны от иллюзорности; право как определенная институция фактически вторична по отношению к общественным потребностям. По мнению А. Бахура собственно проблема противопоставления "нормы и свободы воли" порождена именно условиями европейской цивилизации. Собственно проблема "прав человека" состоит в признании приоритета человеческой индивидуальности перед обезличивающими требованиями общества. Право как общественная норма, тем не менее, упорядочивает поступки наделенных свободой воли индивидов. Право в какой-то мере можно рассматривать как конкурента морали, оно выступает заместителем последней в тех случаях, когда общество утрачивает прочность моральных устоев (индульгенции). На это последовало замечание П. Полонского в части видения права и морали взаимодополняющими институтами. Некоторые правовые системы, как отметил А. Бахур, в частности, шариат, не содержат такого абстрактного представления как идея "индивида". К. Фрумкин начал свое выступление тезисом, что право как упорядоченная система воздаяний за поступки адресована именно индивиду со свободной волей. Любопытно, что в религии отношения бога и человека приобретают характер отношений субъектов уголовного права, иначе бы, при полном руководстве человеком со стороны бога последний бы наказывал именно самое себя. Право в современно либеральном обществе - это своего рода "технология общественной машины", посколько оно формирует инструменты стимулирования индивидуальной активности. Право апеллирует к человеку как к носителю осведомленности о последствиях своего поведения. Он предложил модель "3 субъектов": не нуждающихся в праве - абсолютно свободного и абсолютно технологического и нуждающегося такого, чьё поведение регулируется ценностным способом - "добрая воля" или "злая воля" ("злой умысел"). Последнее в ходе заседание выступление Н. Петрова содержало тезисы о принципиальной несвязанности налагаемого на личность правового нормирования и свободы воли, содержащей, в том числе, и свободу "преступить право". Собственно жизнь человека скорее надо понимать как "крайне маловероятное событие", а свобода воли образуется именно в силу эгоистической отчужденности человека.


8 января 2008 года, "Очевидность и доказуемость".
На первом в 2008 году заседании ОФИР А. Шухов представил доклад о своей работе Семантическая природа доказательной проекции. Доклад вызвал ряд вопросов, в том числе и на тему обязательности методологической установки на переход к анализируемой в докладе методологии "естественной очевидности", и о полном списке свойственных всякой науке первичных оснований, так и не нашедшие своего ответа. В то же время докладчик пояснил, что для него примером формальной теории служат исключительно математические теории: логика, на его взгляд, научно не оформлена, а естественные науки лишь прилагают к своей описательной эмпирике математический аппарат. Начало обсуждению проблемы противопоставления "очевидности" и "доказуемости" положил обмен репликами о свойственности "чувственной прозрачности" представлений представлениям именно обыденного, а не теоретического сознания. С другой стороны, по мнению К. Фрумкина, гения можно понимать столь же "прозрачно" понимающим собственный предмет, как и обывателя, для которого "очевидны" его жизненные проблемы. Чтобы "видеть" сущности формальных теорий, в них следует "всматриваться", а доминирование в обывательских представлениях добытых посредством "очевидения" представлений - это специфика данной формы опыта. Выступивший первым в прениях А. Бахур предложил все же разделять "физиологическое" и "абстрактное" пространство, при этом в пространстве физиологической очевидности не исключены искажения, а абстрактное пространство - единственное поле для установления рефлексивных отношений. Тем не менее, между физиологическим и абстрактным пространством можно выделить некий параллелизм - нестыковка обстоятельств или условий реальности соответствует недоказанности в абстракции. Доказуемость, с его точки зрения, следует понимать необходимой методологией построения моделей в условиях невозможности опытной проверки. К. Фрумкин увидел, что доклад затрагивает проблематику соотнесения психологии и логики, абстракция не содержит условий "раньше" или "позже", а человеческая психология невозможна вне развертывания во времени. Конкретные психические возможности вынуждают нас фокусировать позицию взгляда, а уже на ее основе строить более сложную систему отношений. С позиций психологизма он готов согласиться с прозвучавшим в докладе тезисом о приобретении для человеческого мышления любым доказательством значения приращения смысла. В частности, просто "прямоугольный треугольник" отличается от "прямоугольного треугольника, ассоциированного с доказанным в теореме Пифагора отношением". В определенной мере путь доказательства искусственный и может пониматься как "развертка наших представлений во времени". По мнению И. Федотовой, для докладчика формально-логические выкладки имеют смысл "глубоко неестественных" и он пытается расширить сферу "естественно очевидного". Возможно, можно допускать существование способа научного познания через озарение и видение "сразу в целом", - а именно свойственную гениям специфику, носящую имя "интенсивной семантики". Доказательство же можно, по ее мнению, рассматривать как процесс легализации научного опыта для тех, кто ранее не мог "видеть" данного ответа, оно является способом превращения озарения в факт науки. По ее оценке, научные открытия порождаются скорее не формальной методологией, а способностью "видеть заранее связь понятий", подобную способность и следует понимать "интенсивной семантикой". Я. Гринберг обратил внимание на тупик предлагаемой докладчиком методологии: в существующей математике доказательства весьма сложны, и в таких обстоятельствах увидеть из аксиом все здание выстраиваемых структур - незбыточная вещь. Сама же собой проблема соотношения "очевидности" и "доказуемости" выводит на смежные проблемы природы творчества и познавательной мотивации. Случай непосредственного получения доказательства весьма редкий и, тем более, не эквивалентен простой интуитивной находке. К. Фрумкин отметил в развитие данной реплики, что аксиомы следует понимать в качестве "конвенций", содержание которых нельзя истолковать как окончательно производное представление, но можно - как "чем-то оправданное". По мнению В. Князева, "естественная очевидность" обязательно опирается на коллективный опыт, то есть социальна по природе; кроме того, чувственные фиксации рефлексивны, а не непосредственны. Процесс интерпретации присутствует в любой ментальной акции, только для гениев характерна весьма высокая скорость данного процесса; именно поэтому он не согласен с разделением на интенсивную и экстенсивную способность понимания. В развитие данной мысли К. Фрумкин отметил, что гениальное усмотрение следует истолковывать как развитие выдающейся натренированности. Кроме того, он высказал мысль о возможности проекции на психическую проблематику современных нейрофизиологических представлений о "гиперсвязности мозга". Н. Петров начал с критики как представленной в докладе, так и существующей вообще модели первичных феноменов. Как он, в частности, представляет, модель Евклидовой геометрии нуждается не только в "точке", но и в "движении", "направлении", "пространстве". Фиксация "точки" - тоже не "конечная операция", а некоторая констатация тезиса, предполагающего последующее расширение. Использование наукой понятия "точки" еще не говорит о существовании до конца ясного представления о данной сущности. И вообще роль первичностей скорее будут играть некоторые условности рефлексивной, а не феноменальной природы. Одной, наиболее очевидной такой условностью следует признать "существование". Фактически доклад адресован не просто проблеме "доказуемости", но проблеме "абсолютного знания" - что такое те абстракции, через которые мы познаем мир? Вряд ли, по мнению Н. Петрова, мир в целом позволяет свести его к единственному основанию, даже такому фундаментальному как "существование". Выступая с заключительным словом, А. Шухов поблагодарил выступавших, и отметил, что он бы пожелал больше уделить внимания проблематике именно семантической природы различий между установлениями аксиом и доказательными проекциями теорем.


Архив хроники